Он и ночь. Он и пустыня. Бескрайняя и одинокая, великая и спокойная, вечная и бесстрастная. Они не приняли его, они прокляли его и вот он здесь... О, если бы они могли понять его страждущую душу, его тоску по ним. Он принес им слово Бога, слово бессмертия и красоты, призывы Его, зовущие в вечность, а они, задавленные горем и страданиями, о, если бы он мог спокойно смотреть на их слезы, о, если бы их горести не терзали его душу. Он медленно бредет, понурив голову в никуда. Он не видит, слезы ослепили его, а слух его... Почему он не родился глухим, чтобы не слышать их стоны, слепым, чтобы не видеть их мучения. Они били его и глумились, пинали и плевали, наслаждались, издевались над ним. За что. Почему они ведут себя хуже зверей, зачем они мучают себя, погрязли во лжи и ненависти, насилии и убийствах, неужели они так и не поймут, что так нельзя. Почему вместо любви - ненависть, вместо добра - зло, вместо правды - гнусная ложь. Что их заставляет, так поступая, губить себя, превращать жизнь в сплошную муку. Как же помочь им. И снова перед глазами встают искаженные ненавистью лица, он ощущает невыносимую, терзающую боль и бессилие, он изможденно опускается на мягкий песок.

                - О, Господи, - молится он, - помоги нам стать людьми, освободи нас от зависти и ненависти, от горечи вечных страданий. Он молится, и горькие слезы страдания текут по лицу его. Нет, он не уйдет от них, ведь это его братья. В душе появляется свет, он слышит музыку сфер, он сливается со Вселенной, и перед ним появляется ангел, чистый и красивый.

                -. Ты страдаешь, и мы видим слезы твои, и отец, сотворивший все сущее, зовет тебя. Оставь этот лживый и грубый мир, ты, кроме мук, здесь не найдешь ничего, заслужил страданиями и любовью мир счастья и гармонии.

                Наступает тишина, и только пение сфер и доводящая до неистовства манящая красота окружают его.

                -. Идем, - звучит этот нежный голос, - оставь эту юдоль слез и страданий, ты сделал свой выбор, ты творил добро и любовь, так получи же, что выбрал сам, оставь их, они выбрали зло и несправедливость, пусть пожинают то, что выбрали.

                Этот голос так прекрасен, этот мир так манит, и душа ликует от счастья.

                -. Идем, ты заслужил, ты делал добро и добром отплатится тебе.

                 Его измученное тело, его уставшая душа так и рвутся туда, но что-то удерживает его.

                - Что ты медлишь - кричит ему этот голос, - неужели ты не устал страдать в этом мире насилия и лжи, иди туда, там праведники, или тебе больше нравится общество насильников и убийц

                Но он не идет.

                - Ты глупец, - слышит он голос Демона. - Но он стоит, вся его сущность рвется туда, и все же он стоит, не может сдвинуться с места, и восстает грязный дом и лица родных и далеких людей, искаженные ненавистью и просветленные любовью, и всю красоту рая заслоняет полная страданий и грубого насилия земля, музыку сфер полную любви и счастья заглушают крики проклятий, полные ненависти, терзающие душу страданием, и перед глазами встают проклинающие его, страх перед ними охватывает его, он слышит их издевательства и насмешки, видит их искаженные ненавистью лица... И все же он не может их покинуть, он медленно качает головой, и Серафим исчезает, растворяясь и забирая с собой минуты счастья и музыку упоения. Он чувствует холод пустыни и одиночество, страх перед этим миром вновь охватывает его, он вновь один, и он бессилен, и нет у него ни единой души, с кем бы мог он поделиться. Он лежит ничком, не имея сил подняться, болит избитое тело, ноют синяки, и вновь появляется страх перед грубостью и насилием, и тело его, слабое и хрупкое, просит покоя и тепла.

                И тут появляется он. Как всегда, перед глазами возникает его презрительная улыбка.

                - Ну что, червяк, чего ты добился - Его ехидный голос режет слух его гордый взгляд пронизывает ненависть. - Ты, жалкий дурак, чего ты добиваешься Я же давал тебе царства, ты не взял, ты пошел служить людям, кому ты помог, кто поверил тебе - Демон смеется. - Я всегда говорил что люди хуже животных.

                Иисус знает он не отстанет.

                - Мне жалко тебя, - отвечает Иисус, - ты не способен любить, ты не способен страдать, и поэтому тебе никогда не понять людей

                - Ах, ты, жалкий червяк - кричит Демон. - Я заставлю тебя ползать на коленях, я заставлю тебя молиться на меня

                Иисус медленно качает головой.

                - Перестань, - говорит он, - зачем и ты мучаешь себя

                На лице Демона появляется злорадная улыбка:

                - Ну, как, - говорит он, - тебя вчера били, издевались над тобой, плевали на тебя.И знай - злорадствует он, - это только начало, ничего, кроме зла, ты не получишь от них, они как творили зло так и будут творить. Ты открой глаза, - кричит Демон, - кому нужны твои призывы, кому нужна твоя любовь, твоя правда, чего ты лезешь, куда тебя не просят.В мире царствует ненависть и насилие, а ты своими словами только мучаешь себя, никому не приносишь пользы, ты просто глупец, ведь ты видишь, что все напрасно. Уйди отсюда, здесь мое царство. Тебя бьют, а ты не унимаешься, я знаю, ты добиваешься какой-то выгоды, только хитрый ты, скажи мне, чего тебе надо, и я дам тебе. Ведь я вас знаю: врете вы все: пока вы бессильны, вы добры, а как у слабых появляется власть, то сразу начинают творить то, чем так неистово возмущались. Поверь мне, я дам тебе власть, и все эти издевающиеся будут молиться на тебя, ты будешь спать на самом лучшем, ходить в золоте и есть самое вкусное, подумай об участи Иоана.

                Иисус смотрит на Демона, и в его грустных глазах он читает: не нужно мне твоих фальшивых богатств.

                - Ну, смотри, - кричит Демон, - пожалеешь ты, но будет поздно.

                И Демон исчезает.

                Иисус знает, от него не будет покоя, и вечное искушение, вечное сомнение будет преследовать его. Но он теперь уже не боится сомнений, они были раньше, но теперь он тверд, он закалился в пламени страданий, он много думал и много боялся, но теперь настал час, и он чувствует, что не остановится не перед чем. Он выше сомнений и страха, он выше соблазнов и искушений, он пойдет дальше, до конца. Он чувствует в себе силу, он чувствует в себе веру, он видит искаженное злобой и бессилием лицо Демона.

                - Ну, ладно, - говорит Демон, - ты победил, ты добр, и жалостью к страждущим полна твоя душа, я помогу тебе. Посмотри, - и Демон показывает на дорогу, по дороге в пыли идут толпы нищих. - Смотри, я дам им хлеба, нет, лучше дай ты, а я дам тебе, ведь ты добрый, я дам тебе много хлеба, много золота, и ты поможешь страждущим, только прекрати болтать свой бред, кому нужна твоя болтовня, ведь больше пользы будет, если ты дашь им хлеб. Ведь мне тоже жалко людей, и я, как и ты, хочу им помочь, хочу сделать их счастливыми.

                - Ну, тогда помоги мне.- говорит Иисус.

                - Хорошо, - лицо Демона проясняется, - я помогу тебе И людям. Стань царем и одаривай нищих богатствами, я дам тебе много золота, я куплю хлеб и накормлю голодных,- но ты забываешь,отвечает Иисус, что не хлебом единым жив человек, если мы при этом не будем давать ему еще и пищу духовную, если мы не будем призывать людей к честности, добру и совести, мы сотворим зло, думая, что творим добро.

                Демон смотрит на Иисуса, и его лицо начинает темнеть.

                - Вот он сидит передо мной избитый, босой, лохмотья еле прикрывают изможденное тело.

                Сколько лет властвует Демон над этими презренными скотами, и миллионы людей молятся на него, притворяясь, что молятся на Бога. Его ставленники царствуют в мире и мир утопает в ненависти и разврате, этот мир, где царят насилие и раздоры. Он много работал, он сумел натравить детей на родителей, брата на брата и всех на всех. Ненависть и злоба беззаконие и раздор стали сущностью этого мира, люди стали хуже зверей, стон и плач слабых, произвол и довольный хохот победивших - вот музыка земли. Они уже забыли, что такое честность, справедливость, человечность, что такое любовь, все это заменено коварными извращениями, ведь он всегда говорил, что люди - это лицемерные скоты, лишенные элементарной порядочности, готовые пойти на любую подлость ради удовлетворения своих низменных потребностей. Были правда, немногочисленные праведники, но они трусливо попрятались, он их не боялся, трус не опасен, каким бы праведником он ни был. Но вот этот сумасшедший простак, просящий у него золота, чтобы накормить нищих, он страшен ему. Сколько раз пытался он соблазнить его, что только не делали его подданные - все напрасно: давали ему богатства, но он все раздавал нищим, предлагали власть, но он отказывался, чем только не искушали - все напрасно. Он смушает души людей, зовет их строить Царство Небесное. Царство справедливости и любви.

                - Слушай Иисус, - снова крикнул ему Демон, - ты пожалеешь, что не послушался меня, ты все равно покоришься мне, ты будешь ползать передо мной на коленях…

                Его искаженное ненавистью лицо приближается к Иисусу. Демон видит замученное и бледное лицо Иисуса, видит его огромные глаза, в которых не находит ни страха, ни злобы. Эта злость прожигает всю его сущность, из его груди вырываются стоны и проклятия, и он взлетает, подобный молнии и урагану.

                - Как же ты, ничтожество, - кричит он, - смеешь жалеть меня…

                - Оставь меня, - отвечает Иисус, - тебя губит твоя гордыня и ненависть.

                - Да, ты знаешь, червяк, что я с тобой сделаю, да я тебя в пыль сотру. - и, превратившись в бурю огня, мчится он на Иисуса, он смотрит ему в глаза, надеясь увидеть в них страх, но не находит ничего, кроме ненавистного ему сострадания.

                - Опомнись, дух мятежный, - звучит мелодичный бесстрастный голос ангела.

                Ты можешь соблазнять и искушать, звать за собой, но прикасаться и делать зло творениям Бога ты не смеешь

Прошипев в злобном бессилии,- а, явились прислужники червей, демон улитает прочь.

                - Сколько надо ждать, - думает Иисус, - пока оно взойдет и его животворящие спасительные лучи коснутся его, начнут ласково греть, отгоняя бессилие и боль замерзшего и уставшего тела. Нет, - думает Иисус, - каким бы гордым и непреклонным ни был дух, пока он зависим от этой вечно скулящей плоти, он бессилен. А это слабое тело вечно боится и холода, и голода, да и чего только оно не боится. Вечная тревога остаться голодным, холодным, вечные страхи перед трудностями жизни - вот что толкает людей на подлости и нечеловечность, - думает Иисус, - ведь плоть готова служить любому, кто бросит ей кость, подобно собаке, да и при том человек ведь не только плоть, ведь отличается же он от собаки. Предавшись размышлениям, он забывает и про холод и про голод. Если бы человек являлся только собакой, способной думать все было бы проще. Ему уже тридцать лет, а у него нет семьи, нет пристанища, в родных краях его чуть не убили, еле спасся бегством.

                И Иисус начинает вспоминать...

Жил он в беднейших кварталах, среди ремеслеников, старался ничем не выделятся и не лезть на рожон. Да и что он мог пока сделать, он старался обходить драки стороной, драки он не любил, не принимал их всей сущьностью, но чем меньше он пытался ссорится, тем больше его притесняли, но он терпел, первым подходил к тому, кто сделал ему зло, жил среди артели. Копавшей могилы, в землянке, которую с трудом можно назвать жильем.

                Когда Иисус пришел туда, его приняли насторожено, на первой поре к нему относились, даже несколько заискивающе. Высокий и крепкий на вид, состоящий из одних сухожилий, Иисус, который к тому же, работал за троих, внушал страх. И вот в первую же ночь Сим, так звали человека, который был среди них старшим, предложил ему место возле себя, в сухом и более теплом углу. Это было знаком высшего почета. Иисус поблагодарил его, но  на это место не лег. Он подошел к Сафарию, старому и вечно кашлявшему рабочему, который лежал около самой двери и сказал: "брат, ложись ты на это место!" В землянке воцарила мертвая тишина. Софарий сжался, как будто его собирались бить. Иисус не оглядывался, но ясно видел взгляд Сима, полный ненавести и недоумевания. Остальные, не, зная, как реагировать, смотрели на Сима заискивающе, как будто в чем-то провинились перед ним. Коренастый, вечно угрюмый Сим сидел на своем месте, наклонив свою бычью шею и исподлобья смотрел на Исуса, напоминая скорее носорога, приготовившегося бросится на человека. Он был здесь своеобразным царем и господином, и этот пост принадлежал ему не только благодоря его могучему здоровью и силе, ведь для того, чтобы быть царем, нужно иметь и мозги. И вот он немного растерялся. Людей он определял с первого взгляда и сразу понял, что этот новечок не так прост, что с таким лучше дружить. Это он чувствовал наверняка и такой глупой выходки не ожидал, не мог ее понять. А пауза между тем затягивалась. Иисус понял, что Сафарий не ляжет, он опять почувствовал одиночество и бессилие.

                -Хорошо, брат,- произнес Иисус, -тогда отодвинься от двери. Сафарий, все еще боязливо оглядываясь, встал. - Около двери лягу я.

                И вот после этих слов эта мертвая тишина взорвалась неистовым, нечеловеческим хохотом. Смеялись истощенные, грязные люди, которые, казалось, были неспособны смеятся, эта грязная и еле освещяемая фителем землянка содрогнулась от хохота. Иисус подумал, что они думают, что он издевается над этим хилым и беспомощным стариком, они ждут что он пнет его ногой, сделает еще что нибудь в этом роде, и тогда они признают его. Иисусу стало страшно за этих людей, и он произнес: "Господи, прости нас! Господи, дай нам силы быть людьми!" Сафарий еще больше затрясся и сжался еще сильнее. Иисус не слышал этот хохот, всю его сущность захватила жалость и сострадание к этому беспомощному и запуганному человеку.

                - Не бойся, брат, - произнес Иисус, - я не сделаю тебе зла, - и резко обернулся.

                Весь хохот затих также внезапно, как и начался. Сквозь полумрак они увидели его глаза, бездонные и нечеловеческие, они увидели огромную силу, которая проникала до самого сердца, заставляя содрогаться, сотрясая всю душу и тело, они почувствовали страх и замолчали, застыли, не способные сдвинуться с места, и самое не приятное им сострадание и слезы. Они молчали, пораженные.

                - Братья мои, -произнес Иисус, - да наполнятся добротой сердца наши да не будет с нами насилия и несправедливости.

                В землянке стояла мертвая тишина. Некая непонятная и ничем не объяснимая сила поразила этих запуганных и задавленных жизнью людей, этих грязных, лохматых пасынков жизни, которые казалось бы, и были рождены для грубой, вечно голодной беспросветной жизни. Люди, которые не умеют делать добро, не только не отличаются способностью любить людей, но даже и не подозревают о существовании таких категорий, вот они, я их не брошу.

                Завороженное состояние потихоньку проходило, люди начинали потихоньку оглядываться, как-то нерешительно покряхтывая, переворачиваться, все еще удивленно оглядываються на Иисуса. - Нет, - думал Иисус, - от этих я не уйду. Или они признают, что я прав, или я признаю свое заблуждение, всякая истина, которую люди не принимают или не способны принять, не является истиной. Всякая мораль всякое добро превращается в реальность, только пройдя через сердца людей, если же  истину эту люди не принимают, то грош цена этой истине. Не существует объективных истин в материальном мире, истина всегда субъективна, если до этой истины, пусть даже правильной, люди не доросли значит это не истина!

                Сам Иисус был поражен не меньше своих товарищей, и при этом душа его ликовала, он не чувствовал ни ночи не усталости, словно ребенок, потерявшийся и долго скитавшийся по свету, перенося все страдания, и вдруг встретившийся с матерью, которую уже потерял надежду найти, он в эти минуты испытывал столько наслаждения и радости, что ему хотелось весь мир обнять и приласкать. Сафарий лежал рядом, закутавшись с головой в свой грязный плащ, боясь пошевелиться. Он был среди них самым последним, и всякий, вновь пришедший в бригаду, утверждал себя тем, что издевался над ним. Он с детства был хилым, а в этом мире,где сильный издевался над слабым, где насилие злоба царствовали в душах людей, мире, где забыли, что такое добро и сострадание, быть слабым было весьма невыгодно, и ему всю жизнь приходилось прятаться за чужую спину, заискивать и прислуживаться добиваясь и надеясь на покровительство сильного. Но это было весьма плохое покровительство, которое находилось в прямой зависимости от настроения и капризов сильного, но, что делать, приходилось терпеть, подстраиваться, подхалимничать, играть то роль шута, то роль министра. Все зависело оттого, как он сумеет понравится очередному главарю этого весьма неизысканного общества. Сафарий не имел ни здоровья, ни ума, ни даже мужества, то есть тех качеств, благодаря которым люди становятся на высокую ступень иерархии человеческого общества, попадают в категорию людей, власть имущих. Сафарий понимал, что обладание властью хорошо само по себе, пусть даже маленькой, пусть даже ценой унижений и подлости. Люди абсолютно не интересуются, каким путем добивался человек власти, кто он -праведник или убийца, кем бы ни был сей обладающий властью, он является объектом почитаний, восхвалений и зависти.Сафарий всю жизнь, с самого рождения самой судьбой был лишен всяких шансов на обладание властью. Но чем меньше человек имеет возможности, тем больще ему хочется, быть чем-то вроде министра, правда, завистники скрыто называли его ябедой и доносчиком, ну и что, кому мешали эти жалкие перешептывания? Как бы там ни было, добившись власти, Сафарий заставлял себя уважать и восхищаться своими достоинствами   и добродетелями. Сафарий знал, что люди смотрят на власть имущих особыми глазами и слышат о власти имущих особым слухом. У Сафария не было достоинств и добродетелей, которыми, как считают, должны обладать власть имущие, но природа, а может быть, и сам дьявол предвидя его неистовую жажду власти, наделял его одним талантом,который при удаче мог заменить все достоинства и добродетели, то есть Сафарий обладал талантом приспособиться, подлизаться и стать незаменимым подхалимом почти любого обладателя власти. Он не имел своих принципов, своего "я" и перестраивался на любой мотив. Но королевства, в которых ему удавалось становиться первым министром, а точнее, первым подхалимом и доносчиком, часто разваливались, и ему часто приходилось искать новые.

                В эту компанию Сафарий попал дней десять назад, и все это время вынужден был терпеть унижения и насмешки, но Сафарий терпеливо и кротко перенес все, только хорошенько запоминал до поры до времени,придет его час, и он насладится унижением других, главное- добиться расположение главаря.

                Происшествие того вечера сильно напугало Сафария и удивило.Иисус, как звали нового товарища, всем своим видом и осанкой не походил на их компанию. Человек этот одним своим видом внушал доверие и уважение. Только его странное поведение вечером поразило Сафария, этого он понять не мог. Он просто сумасшедший,подумал Сафарий, его братом назвал, каакую-то чушь нес. Нет, думал Сафарий, этот новичок не сумасшедший, он великий хитрец, прикидывается простачком, добряком. Все это он делает, чтобы добится уважения и доверия людей , а самому стать главарем, вот где истина. А как действовать дальше, Сафарий знал хорошо, для него наступил удобный момент, главное теперь суметь убедительно поговорить с главарем. Этот бугай хоть и тупой, но понимает,что место главаря надо постоянно защищать, ибо нет человека, который по возможности не хотел бы быть первым. Нет, чем больше человек прикидывается ягненком, тем больше в нем волчего. Сафарий хорошо знал мудрость жизни,  больше всего бойся и ненавидь ближнего, ибо ближний, он и опаснее.

                Рядом лежащий Иисус думал совсем по-другому, он радовался, он был радостен и счастлив, он помог человеку, униженному и слабому, он показал пример, пусть они не признают его сразу, но все равно его страдания не оставят их равнодушными, правда, обычно неравнодушие проявлялось в проклятиях и побоях, но ничего, это его вина, не умеет он правильно объяснять, не может достучаться до совести каждого. Ну, а что совесть есть у каждого, он верил свято. О, если бы ненависть, злоба и алчность не задавили бы совесть, если бы ему удалось пробудить ее, открыть глаза и души людей, задавленные ложными ценностями и порочными, их же губящими стремлениями! Иисус теперь не сомневался, все страдания людей от злобы и ненависти, ослепившей их, не дающей им быть людьми. Он был человеком в полном, неискаженном смысле этого слова, и не мог видеть мучений и страданий людей, свернувших с прямого пути, предначертанного им Богом, идущих по дороге к гибели, соблазнившись ложными ценностями. Он долго думал и сомневался, он долго боялся, но теперь он точно знал, иного пути у него нет, быть счастливым среди горя и всеобщего страдания он не способен. В эту ночь ему было легко и радостно оттого, что он возвысил униженного человека, и эту радость не способны заменить золото всех королей.

-          - Ты дурак, - появился вновь тихий зловещий голос, - ты не знаешь людей, люди - сволочи, и за добро они платят только злом, - но этот голос сомневался, который в былые времена ввергал его в уныние и доводил до отчаяния, теперь его остановит только смерть,он победил сомнения, он почувствовал себя сильным и счастливым. Заснул он, радостно улыбаясь.

-          На следующий день Иисус сходил за едой, это должен был сделать Сафарий. Товарищи смотрели на него робко и неприязненно, но Иисус, как ни в чем не бывало, раздал всем пищу, но никто не кушал как будто боялся отравиться.

-          - Ты почему ходил за едой? - раздался голос главаря. Он сидел в землянке за своим столом, который был только у него и троих его приближенных, остальные кушали, сидя на корточках или прямо на полу землянки.

-          - Ну что же я сделал плохого? - говоря это, Иисус изумленно посмотрел на главаря. Тот угрюмо, из-под лохматых бровей с презрением посмотрел на Иисуса.

-          - Нет, - грубо прервал его главарь, - кто тебе дал право изменять нашим правилам?